Читать книгу "Четыре тысячи недель. Тайм-менеджмент для смертных - Оливер Беркман"

эры ускорения люди реагируют не удовлетворением от экономии времени, а все большим раздражением от того, что не могут заставить вещи двигаться быстрее.

Но это еще одна загадка, которая проясняется, если понимать ее как форму сопротивления нашим встроенным человеческим ограничениям. Причина, по которой технологический прогресс усиливает наше чувство нетерпения, заключается в том, что каждое новое достижение, кажется, приближает нас к точке преодоления наших ограничений; оно, кажется, обещает, что на этот раз, наконец, мы сможем заставить вещи идти достаточно быстро, чтобы мы чувствовали себя полностью контролирующими наше разворачивающееся время. И поэтому каждое напоминание о том, что на самом деле мы не можем достичь такого уровня контроля, становится все более неприятным. Если вы можете разогреть обед в микроволновке за шестьдесят секунд, то вам начинает казаться вполне реальным, что вы могли бы сделать это мгновенно, за ноль секунд, и тем более досадно, что вместо этого вам приходится ждать целую минуту. (Вы наверняка замечали, как часто в офисной микроволновке на часах последнего человека, воспользовавшегося ею, остается семь или восемь секунд - точная запись того момента, когда нетерпение стало слишком сильным для них.) К сожалению, не будет большой разницы, если вам лично удастся набраться внутреннего спокойствия, чтобы избежать подобной реакции, потому что вы все равно будете страдать от общественного нетерпения - то есть от растущих ожиданий широкой культуры относительно того, как быстро все должно происходить. Если большинство людей считает, что человек должен уметь отвечать на сорок электронных писем в течение часа, ваша дальнейшая работа может зависеть от способности делать это, независимо от ваших чувств по этому поводу.

Возможно, нет более яркой демонстрации этого нарастающего чувства дискомфорта, желания ускорить скорость реальности, чем то, что произошло с опытом чтения. В последнее десятилетие все больше людей стали сообщать о том, что всякий раз, когда они берут в руки книгу, у них возникает непреодолимое чувство, которое называют "беспокойством" или "рассеянностью", но на самом деле лучше всего понимать как форму нетерпения, отвращения к тому, что процесс чтения занимает больше времени, чем им хотелось бы. "Мне все труднее и труднее концентрироваться на словах, предложениях, абзацах", - сетует Хью Макгуайр, основатель сервиса аудиокниг, находящихся в открытом доступе, LibriVox и (по крайней мере, до недавнего времени) пожизненный читатель литературной фантастики. "Не говоря уже о главах. В главах часто страница за страницей идут абзацы". Он описывает, что изменилось в прежнем восхитительном опыте погружения в постель с книгой: "Предложение. Два предложения. Может быть, три. А потом... мне нужно было что-то еще. Что-то, что поможет мне передохнуть. Что-то, чтобы почесать зуд на задворках сознания - просто быстро просмотреть почту на iPhone; написать и стереть ответ на забавный твит Уильяма Гибсона; найти и перейти по ссылке на хорошую, действительно хорошую статью в New Yorker..."

Люди жалуются, что у них больше нет "времени на чтение", но на самом деле, как отмечает писатель Тим Паркс, редко бывает так, что они буквально не могут найти свободные полчаса в течение дня. Они имеют в виду, что, когда им удается найти свободное время и использовать его для чтения, они обнаруживают, что слишком нетерпеливы, чтобы отдаться этому занятию. "Дело не только в том, что человек прерывается", - пишет Паркс. "Дело в том, что человек на самом деле склонен к прерыванию". Дело не столько в том, что мы слишком заняты или слишком отвлекаемся, сколько в том, что мы не желаем принять истину, что чтение - это такой вид деятельности, который в основном работает по своему собственному расписанию. Вы не можете сильно торопить его, прежде чем опыт начнет терять свой смысл; он отказывается, можно сказать, соглашаться с нашим желанием контролировать то, как разворачивается наше время. Другими словами, , как и в гораздо большем количестве аспектов реальности, чем мы готовы признать, чтение чего-либо должным образом просто занимает время, которое для этого требуется.

 

Должен остановиться, не могу остановиться

В конце 1990-х годов психотерапевт из Калифорнии по имени Стефани Браун начала замечать новые поразительные закономерности среди клиентов, которые приходили к ней за помощью. Консультационные кабинеты Браун находились в Менло-Парке, в самом сердце Кремниевой долины, и по мере того как первый бум доткомов набирал обороты, она обнаружила, что встречает его первых жертв: высокооплачиваемых, высокостатусных людей, которые настолько привыкли к жизни в постоянном движении и стимуляции, что пребывание в сидячем положении в течение пятидесятиминутного сеанса терапии казалось им почти физической болью. Брауну не потребовалось много времени, чтобы понять, что их пульсирующее чувство срочности было формой самолечения - чем-то, что они делали, чтобы не чувствовать чего-то другого. "Как только я замедляюсь, - вспоминает она, как одна женщина сказала ей в ответ на предложение действовать более осторожно, - внутри поднимается чувство тревоги, и я ищу, чем бы его унять". Потянуться за смартфоном, снова погрузиться в список дел, поработать на эллиптическом тренажере в спортзале - все эти формы скоростного образа жизни служили своего рода эмоциональным избеганием. По прошествии нескольких месяцев Браун поняла, что ей самой знаком этот вид избегания. Ее собственный опыт принадлежал той жизни, которую она давно оставила позади. Но даже в этом случае связь была очевидна: "Эти люди говорили совершенно об одном и том же!" - сказала она мне, и в ее голосе все еще слышалось волнение от этого первого осознания. Люди, добившиеся больших успехов в Кремниевой долине, напомнили Браун ее саму в те дни, когда она была алкоголичкой.

Чтобы понять важность этого момента, нужно знать, что Браун, как и многие бывшие любители выпить, высоко ценит двенадцатишаговую философию Анонимных Алкоголиков, которая утверждает, что алкоголизм в основе своей является результатом попыток установить контроль над своими эмоциями, которого вы никогда не сможете достичь. Будущий алкоголик сначала начинает пить, пытаясь убежать от какого-то болезненного аспекта переживаний: По ее словам, Браун начала серьезно пить в шестнадцать лет, потому что это казалось ей единственным способом избавиться от ощущения зияющей эмоциональной дистанции между ней и ее родителями, которые сами были пожизненными наркоманами. "Я с ранних лет знала, что в нашей семье что-то не так, - вспоминает она, - но когда отец впервые предложил мне бокал свадебного шампанского? Помню, я была в восторге. Никаких размышлений. Как будто я наконец-то стала членом семьи".

Поначалу кажется, что эта стратегия работает, потому что выпивка на время заглушает неприятные эмоции. Однако в долгосрочной перспективе это приводит к катастрофическим последствиям. Несмотря на все